Жаркий июль   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Говорят, портной хвастался, что при проклятой пилсудчине обшивал весь львовский бомонд, может, и врал про бомонд, но шил правда хорошо, и я всегда завидовал Толиным костюмам.

Крушельницкий был рад моему приезду — я сделал этот вывод потому, что Толя не обратил внимания на мокрые пятна на своём пиджаке и улыбался так, как можно улыбаться только друзьям: когда, кажется, все лицо — и губы, и щеки, и особенно глаза — излучают доброжелательность.

— Пошли, — подтолкнул он меня, пропуская в дверях.

Я повернул к вестибюлю, однако Толя потащил меня направо, откуда лестница вела на второй этаж в ресторан.

— Я не голоден… — попробовал я возразить, но Крушельницкий решительно положил конец моим колебаниям.

— Выпьем кофе, — объяснил он — Здесь нам сварят настоящий кофе, а в связи с тем, что рабочий день уже кончился, возьмём кое-что и к кофе, за встречу.

С этим трудно было не согласиться, тем более что встречаемся мы очень редко, и если даже обмывать каждую встречу, алкоголиком не станешь.

В ресторане Толю знали: нас посадили за крайний столик, где красовалась табличка «Занято». Официантка сразу подбежала и вынула блокнот, готовясь записывать, но Толя отодвинул меню.

— Вот что, Маричка, дай нам, пожалуйста, триста коньяку, что-нибудь закусить, лангеты и кофе.

«Маричка, — подумал я, — первая официантка, с которой пришлось встретиться во Львове, — уже Маричка. Не слишком ли много их тут на мою голову?»

Девушка ушла. Толя закурил болгарскую сигарету, со вкусом затянулся и выжидательно посмотрел на меня.