Время и бытие   ::   Шилов Сергей

�оторых армия обнаружила некоторое движение, стронулась с места, начала медленно и целеполагающе, с той же точностью и практичностью немецкого языка, отдавать, фабриковать приказы, приказания, распоряжения, сходить шаг за шагом, царственно, в поддерживаемой и развиваемой представлениями мантии, с ума, лестница к которому имеет вполне ограниченное число ступенек, так, что мы могли рассчитывать на успех, каждый нацеливая свой черный квадрат на фиксирование в его тонких слоях и пленках таких до этого устойчивых, не обнаруживающих ни на какой пленке самой высокой чувствительности, по меньшей мере удваивающей их существование, элементов, которыми то собственно и присутствовала армия, частей речи, склеивая которые в определенные грамматические сочетания, можно было выцедить чистую сущность бега, которая тут же рассеивалась, улетучивалась, срываясь в воздух атом за атомом, создавая в воздухе тем самым питательную среду для улыбок, из него происходящих вдыханий подлинного его состава, в особенности улыбки стриженного здоровой яйцеобразной формы головы академика в очках, занявшегося после фундаментального цикла лекций деятельность по разогреву газовой лампы посредством скорее излучины рта, одной из мелко его изобразивших, культуры междуречья и цивилизации смеха, чем сильными руками своими, непосредственно, к чему и призывая, на чем и настаивал другой ефрейтор, руками разогревающий лампу, переполняющуюся огнем из черного квадрата, от которого приходилось бежать мне впереди совершающегося бега с оружием и в противогазах, в мнимое место якобы за территорией, на деле представляющей из себя остров, покоящийся на трех частях речи, где и должны были состояться стрельбы, на которых впервые должен был быть опробован соответствующий язык, найденный для второй части фундаментального трактата, опробован на всей части, к которой что-либо во мне принадлежало как часть принадлежит к целому, и везде искрилась письменность смеха, становящаяся доступной в своей открытости даже для офицеров, от которых временно и слегка сущность армии закрывалась черным квадратом, так что даже литературные герои стали вовлекаться в какие-то сцены, нечто эпизодически разыгрывать, поглядывая все еще на авторов, подбивать что-нибудь ногой, наставлять друг другу рожки в кадре, находящимся перед черным квадратом, а Джойс даже погеройствовал, подняв с места учебную неразорвавшуюся гранату, которыми забрасывалось мышление, этими словами со смещенным центром тяжести, и разорвал ее в своих руках, испытавших законы бытия, как в детстве, и пошутил, забросив учебную гранату в куст под которым с другой стороны в общем-то и не прятались два литературных героя.