Любимая улица   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

Зачеркнувнаписанное, он складывает новую фразу: "Велика ответственность каждого человека перед теми, кто на фронте..."

***

Нет, опять не то. Откуда берутся эти казенные слова? Ведь он никогда так не говорит. Почему же сейчас они опутали его, и он никак из этой паутины не вырвется: "дети фронтовиков", "великая ответственность", "примечание гласит"... Нет, дело не в словах, а в том, что он - бездарность. Ведь он знал, что ему не следует браться не за свое дело. Он был прав, когда сказал Леше, что не поедет в Подгорек. Надо было, чтоб туда поехала Лаврентьева. Или Голубинский. Или кто-нибудь еще. Он представил себе Голубинского в комнате у Кононовых, и эта картина ему не понравилась. А если Лаврентьева? Вот она вошла, поздоровалась с Верой Григорьевной. Нет, не то. Это он, Поливанов, был в доме на Любимой улице. Он, а не Голубинский, не Лаврентьева. Итак, была не была, начнем: "В суд поступило дело. Суть этого дела заключалась в том, что двое подростков..." Проклятье! Поливанов скрипнул зубами и отложил перо. И вдруг сзади его обняли за шею. Он прижался щекой к Сашиной руке.

- Я не слышал, как ты вошла.

- Я давно уж тут и смотрю, как ты маешься.

- Только зря ездил. Мне не написать.

- Не правда, напишешь. Вот послушай. Представь себе: ты приехал из Подгорска, а меня нет.

- Где же ты? Я не люблю, когда тебя нет.

- Я уехала на Северный полюс. Или в Ленинград. Или гуляю по Царской тропе в Крыму. Ты приезжаешь, а меня нет. Что ты делаешь?

- Я сержусь.

- Верно.