Огни на реке   ::   Дубов Николай Иванович

Когда Костя возвращается, Нюра уже ставит на стол тарелку со стопкой лепешек, на которых пузырится кипящее масло. С громом и звоном на столе появляются кружки и пузатая запотевшая крынка с молоком.

- Ну как вы тут? Познакомились, поладили? - спрашивает Ефим Кондратьевич, входя в комнату.

- Мы, тато, поладили, поладили! - говорит Нюра. - Правда, Костя? А как же! Отчего нам не поладить? Пойдем, я тебе солью.

Ефим Кондратьевич не спеша - как он говорит: с чувством, с толком, с расстановкой - умывается, они садятся за стол и едят пышные лепешки с похрустывающей корочкой и пьют молоко, густое и такое холодное, что от него ноют зубы.

- Ну, спасибо, Анна Ефимовна, - говорит дядя, вставая из-за стола.

Он закуривает свою трубку, и тотчас комнату наполняет едкий, как нашатырный спирт, запах.

- Фу, тато! Сколько раз говорили! - машет руками Нюра и пытается открыть еще шире уже открытое окно.

- Пойдем, Костя, на вольный воздух, а то моего кадила, кроме меня да комаров, никто не выдерживает...

- Вот так мы и живем, - обводя широкий полукруг рукой, говорит дядя, когда они подходят к берегу. - Нравится тебе?

- Да.

Косте и в самом деле нравится широкий простор пойменных лугов левого берега, синеющая вдали полоска леса, обрывы кряжа, подступающего к реке километрах в трех ниже по течению.

- Только почему это называется "Гребля"? Тут ведь никакой плотины нет.

- Кто его знает! Может, когда и была. А сейчас просто так место называется. А там вон, за кручами, там село.