Пакет   ::   Пантелеев Алексей Иванович

Мне, понимаете, все-таки неудобно как-то на человеке ехать.

- Ты отдохни, - говорю, - а потом опять поедем.

- Не гуди, - отвечает. - До леска вон того добежим, а там посмотрим.

А лесок, я гляжу, не близко. До леска того, понимаете, версты две.

Ну, мы так хорошо с ним скакали, что минут через десять были уже в лесу.

- Тпру! - говорю. - Приехали.

Зыков меня опускает на землю, и я - вы представьте себе! - спокойно встаю на ноги.

Вот ведь чудо какое!

А это, вы знаете, пока я на Зыкове через поле скакал, у меня в животе все помаленьку умялось. И стало как будто полегче. Как будто не так чересчур больно.

- Ну, что ж, - говорю, - давай побежим дальше!

А Зыков говорит:

- Нет. Погоди... Не могу.

- А что? - говорю. - Почему не можешь?

- А я, - говорит, - все-таки не лошадь! Я не могу без отдыха.

Вижу - действительно: вспотел парень.

Ну, мы тут сели с ним под высоким деревом: я растянулся в траве, а Зыков достал кисет и стал закуривать трубочку.

Я говорю:

- Все-таки, Зыков... Я не понимаю: кто ты такой?

- Я? - говорит. - Я - продажная шкура. Я, - говорит, - за английский шинель Мамонтову продался.

- Ох, - говорю, - ты же врешь, Зыков!

- Ну, - говорит, - может, и вру. Меня, - говорит, - это верно, мобилизовали. Я не своей охотой четвертый месяц у белых служу.

И тут он мне, понимаете, рассказал все...

Как он приехал с германского фронта домой. Как у него дома хозяйство погибло.