Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Этот говорок сыпался речитативом, немножко нараспев, с особыми лицедейскими взмахами рук, с застывшими, серьезными лицами. И хозяева обычно становились у передней стены, любовались гостями и настраивались по-праздничному.

- Подите-ка, гости дорогие, милости просим...

Тогда швецы истово и молча шагали вперед и размашисто крестились на иконы.

- Ну, здорово живете!.. Мир вам и благодать!

- Спасет Христос...

Три раза все низко кланялись друг другу. Только тогда переходили на обычный разговор.

Дед, как всегда, деловито топтался по избе и кричал с сердитым добродушием:

- Опять шайтан принес тебя, Володимирыч... Трубк)

курить к церкви прогоню, табачник... За оградой там, нечистый, смрадом дыми.

Володимирыч рассупонивался, клал холщовую котомк)

на лавку, раздевался, а за ним раздевался и Егорушка. Володимирыч хитренько таращил глаза на деда, сбрасывал с седых усов сосульки, и бачки его сердито топорщились на щеках.

- Чем твой дух, Фома Сильверстыч, чище моего дыма?

Дым мой табачный через огонь идет. Огонь - страшная сила: он и свят и проклят. В трубочке он играет, в лампочке улыбочки дарит, в пожаре бедствие... а на войне - победа и поражение... расскажу я тебе, как сей огонь на Балканах бурями бушевал...

Володимирыч мог рассказывать целыми днями - и всегда к случаю, к слову, кстати. И все слушали его с неистребимым интересом. Он никогда не повторялся. Я мог сидеть на лавке около него целые часы и слушать, забывая о себе, о страшном дедушке, обо всем на свете.