Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Не отдавая себе отчета, я размахнулся и швырнул ледяшку ему в голову. Она шлепнулась ему в шею, около уха. Он выпустил косу Маши и схватился за ушибленное место.

- Кто это? Расшибу! - захрипел он и рванулся к барчатам.

Я подскочил к Маше, которая задыхалась от рыданий, и, стараясь поднять ее, кричал сквозь слезы:

- Вставай!.. Беги скорее!..

- Это что за мальчишка? - повернулся Измайлов, жвыкая по воздуху нагайкой. - Как он сюда попал? Что за ералаш, черт бы вас побрал!

Володька звонко крикнул:

- Молодец! Здорово! Давид и Голиаф...

И захохотал.

- Это Машин племянник: я видел его у нее два раза Вот это я понимаю герой!

А Маша лежала на снегу и, рыдая, молила:

- Защитите меня, барин. Сирота я... Пропил он меня...

Ларивон схватил меня за шиворот и отбросил, как щенка. Но я уже разозлился и опять кубарем подскочил к Маше:

- Не дам! Не дам!

Володька хохотал, а Измайлов изумленно шевелил седыми бровями и таращил на меня грозные глаза.

Ларивон дышал, как запаленная лошадь. Он неуклюже, как-то боком поклонился Измайлову и гнусаво пригрозил:

- Митрий Митрич, низкий тебе поклон... а в наше мужицкое дело не ввязывайся. Уйди от греха, Митрий Митрич!

Хотя я и тормошил Машу и кричал ей, чтобы она сейчас же бежала и спряталась, но она лежала съежившись и задыхалась от рыданий. Измайлов нагайкой отогнал собак.

Серафима Евлампьевна стояла безучастно и сурово. Николя был, должно быть, послушный сын: он стоял рядом с нею.