Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Господь привел, хоть сторонний человек ее приветил.

Мать сидела с краю скамьи, рядом со мной, и вздрагивала.

Дед поучительно рассуждал:

- Добро надо с расчетом делать, по-хозяйски. Добро прибыль любит. А какой толк добро на ветер сеять? Толкуешь: Акулина, Акулина... Она в гроб глядит, Акулина-то У нее и дети-то все сгинули.

- А баба-то была какая умная да рачительная, Акулинато! - соболезновала бабушка. - Хоть и чеверелый был Ванька-то да ветрогон, а бабу-то в чахотку вогнал. Пока она с ним возилась, - а уж чахла, - детишки от брюшка да от горлышка умерли. Все прахом пошло.

Отец угрюмо заключил:

- Не впутывался бы не в свои дела Володимирыч-то.

От большого ума лохмотья да сума, а барыша ни шиша.

В любой избе свой домовой. Ванька Юлёнков хоть дурак, а своим норовом живет.

Дед покосился на отца и сердито сдвинул брови.

- То-то вы с Ванькой за норов свой боками платитесь.

В избу неуклюже ввалился дядя Ларивон. Он положил

три поклона, странно болтая лохматой головой. Борода у него заправлена была за воротник шубы - значит, он был трезвый.

- Здорово живете! - пропел он и стал срывать сосульки с усов. - Не обессудьте за поздний час: пришел к сватьям да к шурину с сестрицей потужить да порадоваться..

Ни дед, ни огец не любили его и гнушались им, как бражником и своенравным мужиком. Отец ни разу со дня женитьбы не гостевал у него, и я не помню, чтобы он посетил когда-нибудь бабушку Наталью.