Повесть о детстве   ::   Гладков Федор Васильевич

Микитушка поднялся на ноги и с той же торжественностью в лице и блеском в глазах призывно крикнул:

- Ну вот, мужики, приехали! А приехали - пахать надо.

Дружнее держитесь, не разбредайтесь. Июда Христа предал на казню, а ежели кто июдой окажется посредь нас и всех погубит - и сам погибнет...

Его слушали молча и истово, как в моленной: ему верили и считали человеком, который никогда не отступится от своего слова.

- Ну, с богом, шабры! - уже будничным и озабоченным голосом сказал он. - Разделимся по жеребью - кому какой клин достанется...

Кто-то робко спросил его:

- Микита Вуколыч, вот ты... рапоряжаешься: кому какой клин по жеребью пахать... А потом как?.. Чего потомто будет?.. Вспахать-то вспашем, а тебе по шее накладут и руки свяжут... Им, супостатам, верить нельзя...

Микитушка улыбался и с сияющей верой в глазах глядел куда-то через головы плотной толпы.

- Маловерный! Разве всю деревню свяжешь? Соломину муха сломит, а сноп и лошадь не раздавит.

И опять тот же голос с убеждением возразил:

- Сноп-то, Микита Вуколыч, топор сечет... то-то!

Может быть, многие и пристали бы к этому недоверчивому голосу, может быть, многие в душе думали так же, как он, но в словах и голосе Микитушки так много было веры в правоту дела и так каждому хотелось видеть эту землю своей, что никакие опасения больше не тревожили их.