Дело Фершо   ::   Сименон Жорж

Отличие от Дюнкерка заключалось лишь в том, что отныне оба не испытывали никаких иллюзий относительно друг друга. Они высказались до конца. Они понимали друг друга лучше, чем прежде.

Обо всем этом больше не было речи и никогда не будет. Это было вычеркнуто навсегда. Чисто внешне они вели себя в точности, как прежде.

Погрузившись с головой в работу, Фершо теперь часами диктовал, изредка останавливаясь, чтобы выпить глоток молока, хотя решил есть почти столько же, сколько и остальные.

- Понимаете, Мишель, я не могу отделаться от мысли, что все, что я делаю, не совсем бесполезно.

Казалось бы, он дал себе зарок не говорить таким образом, не пытаться вызвать восхищение своего секретаря-ведь он знал, что тот не восхищается им больше.

Но это было сильнее его. Он вновь жил своими годами в Убанги, с тщательностью коллекционера или маньяка восстанавливал цепь малейших событий, мучил свою память, пытаясь вспомнить незначительную деталь.

Выглядело это так, словно, чувствуя потребность выглядеть не таким жалким, ему надо было любоваться портретом человека, которым он был прежде.

Среди других рассказанных им историй была одна, связанная с желудочным расстройством и крысами. Он тогда как раз отправил ремонтировать свое судно за триста километров. И остался один с двумя неграми в убогом шалаше, построенном на сваях, так как в округе не было и десяти квадратных метров твердой почвы.