Сердце матери   ::   Воскресенская Зоя Ивановна

- Прелестно, замечательно! - говорит Владимир Ильич.

- Тебе нравится наша квартира? - удивляется Анна Ильинична.

- Мне нравятся окна без решеток, мне нравятся эти чудо-двери, которые распахиваются, едва к ним притронешься, двери без железных засовов и глазков. Глазки в дверях - это мерзость. Мне все нравится, что распахивается в жизнь, в мир - большой, просторный, незарешеченный.

Наконец мать уговорила сесть за стол.

- Все чудо, великолепное чудо! - восхищался Владимир Ильич. - Рядом мамочка, Анюта, вот бы сюда Маняшу, Митю и Марка. И можно говорить простым человеческим языком, не опасаясь надзирателей. Вилка, нож - это чудо цивилизации, белая фарфоровая чашка - тоже чудо.

Разговор вперебой, обо всем, и все трое обходят главный вопрос: когда отправляться в ссылку.

- Четыреста тридцать три дня ты просидел в одиночке, - говорит мать.

- Ты считаешь, много? По-моему, маловато, - отвечает Владимир Ильич почти всерьез. - Не успел закончить работу над книгой о рынках. Сначала ужасно раздражал глазок, а потом я приноровился не смотреть на него, а только слышать, как надзиратель отодвигает задвижку, и он, наверно, страшно удивлялся, что я все время жую, а я жевал хлебные чернильницы... Кстати, Анюта, вам хорошо удалось разобрать объяснение программы партии?

- Отдельные страницы слабо проявились, надо, чтобы ты проверил.

- Это у меня молоко скисло. Ужасно досадовал.

- Как ты вырос, Володя! - с невольным уважением сказала Анна Ильинична.