Жизнь и мечты Ивана Моторихина   ::   Крестинский Александр Алексеевич

Слышу, часовой тоже подпевает, вернее - мычит. Кончили петь часовой говорит: "Гут, карашо", и слышу - замок гремит...

Володя кинулся ко мне: "Не придут, мама, не придут партизаны, я нашел, сказал..." Тут уж я волю дала слезам, а он давай меня успокаивать: "Не бойся, мама, я еще к тебе приду, я Ганса обману, он думает, я ему друг, а я его ненавижу! Ты не сердись, что я с Гансом "Катюшу" пел, а то бы он меня к тебе не пустил. Я хитрый!" И смеется. Мальчик ты мой дорогой, думаю, хитрый он!.. - Бабушка смахнула слезу и продолжала: - На следующий день привели меня в комендатуру. С переводчиком пошел разговор. "Зачем тебе три полушубка?" Я говорю: "Дети у меня, господин офицер. Два продам, один себе оставлю..." - "Побираться больше не смей, - говорит, - еще с чем-нибудь попадешься, будет другой разговор". - "Спасибо, - говорю, господин офицер!" А у самой от радости сердце выскакивает. Немец покосился на старшего Сарычева, на Степана - тот у двери стоял, - и сердито что-то по-своему сказал. Переводчик говорит: "Вы, господин Сарычев, обещались живого партизана показать, где он? Мы его не видим что-то..." Сарычев каблуками щелкнул, на меня окрысился: "Не верьте бабе, господин офицер!" Тут я озлилась. "Ах, так, - думаю, - ну ладно! Покажу я тебе сейчас "гниду красную"!" Говорю переводчику: хочу, мол, господину офицеру наедине пару слов сказать. Офицер махнул Сарычеву - иди, мол. Тот неохотно уходил. Налево кругом, а на меня глазом. Глаз кровью налит!

Остались мы с офицером и переводчик. Офицер какой-то хлипкий был, желтый весь, больной, наверно.