Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)   ::   Кононов Александр Терентьевич

Притула слыл "интересной" фигурой: сын крупного помещика, не то украинского, не то польского, он восстал (правда, злые языки говорили, что на словах только) против своего класса: в программе эсеров ведь основным пунктом стояла передача помещичьей земли крестьянам.

Притула знал о своей репутации интересной личности и немного кокетничал этим, особенно в присутствии барышень.

Сегодня барышень не было, и он решил придать своему лицу строгое, "волевое" выражение, отчего лицо, вероятно, и стало казаться неподвижным.

Через минуту раздались звонки, четыре коротких, один длинный условленный знак для посвященных, и в комнату вошел лохматый студент в очках, с лицом худым и сумрачным.

Хмуро кивнув головой, он сел у самой двери.

- Ну, теперь как будто, - медленно проговорил Трефилов, - мы можем приступить к делу.

Он обвел собравшихся многозначительным взглядом и продолжал:

- Для начала мы, может быть, дадим слово товарищу Петро?

Притула встал. Значит, это и был товарищ Петро.

- Не возражаете? - спросил он, обращаясь почему-то к одному Оруджиани.

Грузин молча пожал плечами.

- Молчание - знак согласия, - провозгласил Трефилов. - Не будем тогда терять времени. Начинай, Петро.

Притула ровным и словно нарочито бесстрастным голосом заявил, что он будет отстаивать тезис: прежде чем обсуждать какое-либо отдельное, имеющее практический смысл действие, надо договориться о некоторых принципиальных вопросах, ибо отдельные действия - лишь звенья в общей цепи движения вперед.

- Почему движение вперед это цепь? - спросил сидевший у дверей лохматый студент.