Андрей Белый   ::   Мочульский Константин Васильевич

О, незабвенные прогулки,

О, незабвенные мечты,

Москвы кривые переулки…

Промчалось все; где, юность, ты!

……………….

Высокий, бледный и сутулый,

Где ты, Сережа, милый брат;

Глаза — пророческие гулы,

Глаза, вперенные в закат;

Выходишь в Вечность: на Арбат.

Бывало: бродишь ты без речи;

И мне ясней слышна, видна:

Арбата юная весна,

Твоя сутулая спина,

Твои приподнятые плечи,

Бульваров первая трава…

Романтическая весна заканчивается прозой экзаменов. Наконец физика сдана. Белый один в Москве, в пустой квартире. Он выносит стол к балкону, выходящему на Арбат. В канун Троицына дня и в самый Троицын день, пишет вторую часть «Симфонии». Выговаривает строчки вслух и записывает, — так всю ночь под негаснущей зарей. В Духов день приезжает из Дедова Сережа. Белый читает ему поэму; того поражает описание Новодевичьего монастыря, и друзья отправляются туда — сравнивать изображение с подлинником. Золотой свет Духова дня догорает там на крестах кладбища; среди кустов сирени бродят монашки; доносятся звуки фисгармонии; красная лампадка мерцает на могиле Владимира Соловьева, — совсем как в «Симфонии»! Вся Москва кажется друзьям озаренной светом поэмы. Жизнь и поэзия сливаются. На другой день они едут в Дедово и Белый читает Соловьевым две части «Симфонии». «Михаил Сергеевич, — пишет он, — мне сказал: „Боря, это должно выйти в свет: вы — теперешняя литература. И это напечатано будет“». Но из уважения к отцу-профессору Белый не решался выступить в печати под своим именем.