Бухенвальдский набат   ::   Смирнов Игорь

А Адамчик вошел в раж от всеобщего внимания:

— А чего их жалеть — баб и девок? Все они распутницы, сами вешались мне на шею…

— А твои сестры — тоже распутницы?

Мой вопрос застал его врасплох:

— О сестрах не знаю…

— А твоя мать?

Адамчик смутился, заключенные настороженно ждали, что будет дальше.

— О матери я ничего не говорил…

Моя ирония кончилась, я говорил уже жестко:

— Зато часто поминал чужих матерей. А теперь займемся арифметикой. Тебе сейчас 18, а до войны тебе, следовательно, было 16. Когда же ты успел так много нашкодить? Да на тебя, сопляка, наверное, еще ни одна девка посмотреть не успела…

Все вокруг захохотали, Адамчик пристыженно молчал. Я решил все высказать до конца:

— Ты своим грязным вымыслом порочишь женщин, которые там сейчас слезы о нас льют. А скольких людей ты оскорбил своей матерной бранью? У меня сын такой же по возрасту, я бы стыдился, если бы он на тебя был похож…

Послышался одобрительный гул. Кто-то выкрикнул к удовольствию всех:

— Не Адамчик, а «мадамчик»!

Снова две сотни глоток забились в сокрушительном смехе. Смеялся вместе с нами и совершенно успокоившийся Вальтер. Так это прозвище и пристало к парню. С тех пор его уже никто не стал слушать. Адамчик был повержен…

Хорошо налаженную жизнь нашего блока 41 не изменил даже приказ комендатуры очистить барак и всем перебраться на 30-й блок. Здесь предполагалось расположить пригнанных недавно норвежцев. Имущества у нас никакого. Перебрались мы быстро. Беспокоило нас только одно: Вальтера вызвали к первому старосте лагеря Эриху Решке.