Долг   ::   Иванов Всеволод

Старик противно, словно расчесывая грязные волосы, крестился.

- Мне што... мы хрестьяне... наше дело... ладно, я старухе скажу... поищу. Ладно уж.

Скамья под телом Фадейцева словно смазана маслом. Нет, этак жирно вспотели ладони. Карнаухов оставил на столе портсигар. Фадейцев сунул его в трубу самовара ("кожаный, вонять будет", - подумал он), но обратно доставать не было силы. Он, тупо глядя на самовар, сбирал в гортани слюну сплюнуть, - и не мог.

А с оружием возможно было прорваться к какой-нибудь лошади. Ветер, вечер, холодная осенняя грязь.

Эх, научиться б вовремя заряжать револьвер!..

II

На минуту показалось - шел он сам, потом - шаги в стене, на потолке. Бред.

Вбежала старуха. Топот нескольких ног послышался в сенях. "К печке", - шепнул, задыхаясь, Фадейцев. Сразу не стало видно дверей, - печь же будто бесконечный кирпичный забор.

В остро распахнутую дверь озябший гортанный голос сказал быстро:

- Свету! Свету, и выходи сюда!

Казак с чубом телесного цвета поставил на пол крупный фонарь. Свеча там была желтая, восковая, церковная. Дергая тонким плечом, вперед выступил высокий человек.

- Красные есть, хозяева?

Он тяжело поднял руки: дула револьверов были похожи на забрызганные грязью пальцы.

- Где они?

- Убежали, родной, как поскакали до коней, так их будто смело... разве в других местах, моя изба - голубь... Сынка вот хотели увести, едва уговорил... мы, грит, так и так...

- Сын? Этот?

Из сеней нетерпеливо спросили:

- Увести, ваше...