JК
Газета Завтра 150 (42 1996) :: Завтра Газета
Страница: 54 из 115Капитан.
Петрович позвонил мне утром с вокзала. Новость огорошила меня. Выбила из колеи. И я весь день ждал вечера, ждал приезда Петровича. Сознание отказывалось воспринимать это известие. Капитан погиб… Не могло такого быть! Я вспоминал его улыбку, пшеничные усы, легкие залысины над висками. Голубые, словно не от мира сего, глаза. Господи, кто угодно, только не он!
Капитан был воином. Конечно, он ненавидел войну, и в слове «воин» нет поросячьего восторга перед страшной работой убивания людей, в чем и состоит сущность войны. Капитан во всем пытался найти духовность — даже на этой страшной, бессмысленной войне он жил по каким-то своим нравственным законам, которые никогда не преступал сам и не позволял этого делать никому вокруг. Война, бой, смерть, страх были для него не больше, чем вызовом. Вызовом его вере, его убеждениям, его морали. И в этом огне он выковывал их. Как мальчишка, радуясь удачам, переживая промахи, капитан не замыкался в мире своей роты, боевого железа, приказов, сводок, рейдов, докладов, построений и всего прочего, что заполняет жизнь офицера на войне «под завязку», до измождения. Война была для капитана еще и возможностью познать совершенно незнакомый ему мир. Он мог часами разговаривать с пленными «чехами» — не о том, где их лагерь или сколько гранатометов в отряде, а об истории того или иного аула, об отличии «горных» тейпов от равнинных.
Петрович позвонил мне утром с вокзала. Новость огорошила меня. Выбила из колеи. И я весь день ждал вечера, ждал приезда Петровича. Сознание отказывалось воспринимать это известие. Капитан погиб… Не могло такого быть! Я вспоминал его улыбку, пшеничные усы, легкие залысины над висками. Голубые, словно не от мира сего, глаза. Господи, кто угодно, только не он!
Капитан был воином. Конечно, он ненавидел войну, и в слове «воин» нет поросячьего восторга перед страшной работой убивания людей, в чем и состоит сущность войны. Капитан во всем пытался найти духовность — даже на этой страшной, бессмысленной войне он жил по каким-то своим нравственным законам, которые никогда не преступал сам и не позволял этого делать никому вокруг. Война, бой, смерть, страх были для него не больше, чем вызовом. Вызовом его вере, его убеждениям, его морали. И в этом огне он выковывал их. Как мальчишка, радуясь удачам, переживая промахи, капитан не замыкался в мире своей роты, боевого железа, приказов, сводок, рейдов, докладов, построений и всего прочего, что заполняет жизнь офицера на войне «под завязку», до измождения. Война была для капитана еще и возможностью познать совершенно незнакомый ему мир. Он мог часами разговаривать с пленными «чехами» — не о том, где их лагерь или сколько гранатометов в отряде, а об истории того или иного аула, об отличии «горных» тейпов от равнинных.