Истоки (Книга 2)   ::   Коновалов Григорий Иванович

По лицу Веры Михаил видел, что она хочет и боится спросить его, на кого похожа дочь. Он завил на макушке Таньки вихор влажных волос:

- Ишь ты, папкина дочь. Не будь только в меня сердцем - нахлебаешься кислых щей.

Обнял Веру, она прижалась тяжелыми грудями.

- Ее кормлю два с лишним года. Молока-то не дают, - расстегнула кофточку, показывая молодой светло-коричневый сосок, как только что проглянувший гриб масленок. - Таня, хочешь?

Михаил рассказал, что сбежал из лагерей сортировки бывших военнопленных.

- Но ведь ты не виноват, мил, не виноват. Братья, отец не заступятся? Это ведь ужасно... Да ну тебя, пугаешь ты меня нарочно, ведь всегда был чудаком. Не обижайся, Михаил Денисыч, чудак ты. И я тебя люблю, рябой ты мой, красивый.

Она уложила Таньку, постелила на узкой кровати на двоих.

- Давай я пожалею тебя, милый ты мой, несчастный, - почти весело сказала она, все еще не веря, что ее солдату грозит опасность.

Она мяла его руку в своих горячих и по-детски сухих руках.

- Я буду любить тебя, мил... Ведь прежде не любила, не обижайся. Да и никого я не любила.

В розовом полусумраке затененной косынкой настольной лампы он видел ее чернобровое лицо, склонившееся над ним: все-таки она ребенок. Притянул к себе. Она глядела на него жаркими глазами, не ведая стыда.

- В тебе я не ошиблась. Мы будем жить дружно. Ты обязательно будешь учиться? А? Надо учиться, ведь ты способный парень, да? Когда познакомились, я долго никак не могла не замечать, что лицо твое рябое.