Страница:
3 из 17
В радуге древние видели пренебрежительно отброшенный богом охотничий лук; в раскатах грома им слышался грохот разбиваемого глиняного кувшина, которым боги носят воду, или шум колес несущейся в небе божественной колесницы; а когда над их головой внезапно пролетала стая диких уток или воронья, они считали, что это мертвые спешат к месту успокоения; и покуда они были склонны в любой былинке прозревать великую тайну, они верили, что достаточно мановения руки или взмаха священной ветвью, чтобы погрузить в смятение сердце и заставить луну укрыться тенью затмения.
Литературы древности изобилуют подобными образами, а поэты народов, и поныне не утративших этот взгляд на мир, могли бы сказать о себе вслед за автором "Калевалы": "песням моим я учился у множества птиц, у множества вод"*[ 2 ]. В "Калевале" мать оплакивает утопленицу-дочь, которой смерть показалась милее брака с постылым стариком, - слезы ее столь обильны, что становятся тремя реками, из вод их встают три скалы, на вершине же тех вырастают три березы, в кронах их сидят три кукушки и поют: одна - "любовь, любовь", другая "жених, жених", третья же - "утешение, утешение"*[ 3 ]. Создатели саг придумали белку, снующую вверх-вниз по стволу священного ясеня Игдрасиль: она доносит слова дракона, оплетающего корни древа, орлу, сидящему в кроне, и слова орла - дракону*[ 4 ]; пусть слагатели саг не столь архаичны, как создатели "Калевалы": они жили в более населенном и сложном мире, и постепенно проникались тягой к абстрактному мышлению, уводящей человека от красоты, явленн
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|