Критическая Масса, 2006, - 4   ::   Журнал

Конец — это начало (а начало — это конец), смерть — это жизнь (а жизнь — это смерть), тяжесть — это легкость, и наоборот:

о, как ужасна жизнь мужского пола —

ты все еще, — а я уже живой,

ты все как девочка, — а я уже тяжелый

(неповторимый, ласковый, тупой,

бессмысленный, ореховый, сосновый),

самоуверенный, как завуч средней школы, —

нет, выпускник — лесной воскресной — школы,

ее закончивший — с медалью золотой.

Книга «Черновик» отражает эту сложную, амбивалентную, противоречивую динамику — между «жизнью» и «сном», «внутренним» и «внешним», между «стихотворением» и «прозой», «текстом» и «голосом» — ради того, чтобы попытаться найти то «целое», которое может оправдать эти «качели»; эту простую « тупую косточку », которая «поет», «зудит», «болит, болеет, теряет речь, не хочет жить, твердеет и больше — никого — не узнает» :

Так неудобно жизнь — во мне лежала,

что до сих пор —

все невпопад лежит:

все трогали меня — она дрожала,

уже не трогают — она еще дрожит.

Цельный микрокосмос поэтики Воденникова претендует на универсальность и тотальность и — одновременно — оборачивается герметичностью: поэт, через которого «проращивается» его макрокосм, «абсолютная природа», «невозможный сад» — становится его заложником. В результате получается так, что каждая новая «ступенька» — это новый «тупик», т. е.