Мирская чаша   ::   Пришвин Михаил Михайлович

Долго Савин возился еще в охотничьем кабинете, укладывал в ящики поэтов усадебного быта и, когда возвратился погреться в зал около чугунки, там на канцелярских столах сидели все члены Исполкома, Райкома, Чрезвычкома и сам Персюк, все хохотали над сказками Кириллыча. Принесли огонь, завели граммофон, собрались разные деревенские гости и между ними даже безногий солдат. Пели, плясали, топали, хохотали до полуночи.

— Крыскин замерзает, — шепнул мальчик.

— Чего? — спросил Персюк.

— Хрипит.

— Пускай хрипит.

Савин уснул, не раздеваясь, тут же на диване возле чугунки. В эти страшные дни по ночам у людей редко бывали сновидения, как будто душа покрылась пробкой от ударов дня или тучи закрыли небо души. Но в эту ночь завеса открылась, и свою собственную душу увидел спящий, как чашу, из нее пили, ели и называли эту душу МИРСКОЮ ЧАШЕЙ. Больше ничего не виделось Савину до раннего утра, когда он услышал голос Кириллыча:

— Ну и мороз, вышел до ветру и конец отморозил, что теперь скажет старуха?

У чугунки волостные комиссары жарили сало на сковороде и кричали Савину:

— Иди, ешь, чего упираешься, где наша не была, все народное, ешь, не считайся.

— Мороз и метель! — сказал Савин. — Как же тут ехать?

— Не так живи, как хочется, — ответил Кириллыч, — а так живи, ну как теперь сказать, Бог велит?

— Не «Бог велит», — сказали у чугунки, — а как нос чувствует.

— А кто же метель посылает?

— Это причина, так сказать.

— Ну, Иисус Христос.

— И это не причина.

— А тебя как зовут?

— Ну, Иваном.