Операция С Новым годом!   ::   Герман Юрий

- Тут главное - душевное хамство, - говорила Инга, - понимаете? Это у всех у настоящих описано. Пустота души. Им все равно, кого убивать, кого арестовывать, кого уничтожать. Они не думают, не рассуждают, они только выполняют приказы. Они - пустые. Ну, как это объяснить?

На мгновение лицо ее стало беспомощным, несчастным.

- Не понимаете?

- Очень понимаю, - сказал товарищ Вицбул, - тут дело не в мундире и не в прическе. Тут дело в этом...

Он хотел сказать "в душе", но постеснялся и лишь постучал указательным пальцем по тому месту, где предполагал у себя сердце.

- Это надо понимать, и тогда все будет в порядке, - с облегчением вновь заговорила Инга. - Именно с этим мы сейчас и воюем. Один замечательный писатель описал таких полуживотных - топтышек, это и есть фашизм. Они уже давно не люди, давным-давно. И не только писатели, а те, кто побывал в их лапах, те рассказывают, как, например...

Но она не сказала, кто "например", она назвала Лазарева "один человек". И, бросив курить, сбивчиво, очень волнуясь, стала рассказывать то, что слышала от Лазарева про лагеря, в которых он был. Локотков видел, что Инга дрожит, что ее мучает то, что она рассказывает, но он понимал, что "гестаповцам" нужен ее рассказ, и не прерывал, хоть время было и позднее. А когда они наконец выходили, в темных сенях Инга вдруг шепотом спросила:

- Мы за Лазаревым едем?

- Ох, девушка, и настырная ты, на мою голову, - сказал Иван Егорович. Едем для хорошего, а чего случится, я еще и сам не знаю...