Отпуск по ранению   ::   Кондратьев Вячеслав Леонидович

Потом, когдамать согрела в ванной колонку, он залез в горячую воду, все еще ошеломленный тем необыкновенным происшедшим с ним рывком из одного пространства в другое. Всего неделю тому назад была развороченная снарядами передовая, где Москва, дом представлялись ему чем-то таким далеким, недоступным, не существующим вообще. И вот - дом, его комната, мать, зовущая его к столу, а на столе - вареная в мундире картошка, тоненькие ломтики черного хлеба, бутылка водки и... банка шпрот.

- С едой, значит, у вас не так плохо, вырвалось у него.

- Нет, Володя, очень плохо... Кончилась крупа, и вот пришлось прикупить на рынке картошки, а она стоит девяносто рублей килограмм. Мне пришлось продать серебряную ложку. Ну, а шпроты еще с довоенных времен храню.

- Мама, - полез Володька в карман гимнастерки, - вот деньги. Много, три моих лейтенантских зарплаты.

- Сколько же это?

- Много. Около двух тысяч.

- Спасибо, Володя. Я положу их здесь, на столик... Но, увы, это совсем не так много, как ты думаешь.

- Две тысячи немного? - удивился он.

- Да. Садись, Володя.

Он сел, налил себе полный стакан, и мать широко раскрыла глаза, когда он сразу, одним махом, не поморщившись, выпил его, а потом стал медленно, очень медленно, как ели они на передовой, закусывать.

- У тебя очень странные глаза, Володя, - сказала мать, тревожно вглядываясь в его лицо, видно ища те изменения, которые произошли с сыном за три года.

- Я ж выпил, - пожал он плечами.