Дождь идет   ::   Сименон Жорж

И станет ли она отрицать, что как-то вечером шепнула отцу:

- Просто ужас какой-то! С тех пор как приехала твоя тетка, в уборную не войдешь - такая там вонища...

Я не зря настаиваю на подобных мелочах. Я целиком прав, но под тем предлогом, что мне в ту пору было, мол, всего семь, скажут, будто я по-ребячьи фантазировал или все преувеличивал.

Уже на третий день по приезде тети Валери я почувствовал, что она меня ненавидит. Я даже могу примерно определить, какого рода была эта ненависть.

Я вижу, как она сидит в своем плетеном кресле или, вернее, в плетеном кресле отца (бедняге с ее переселениями к нам пришлось довольствоваться стулом) и весь день пальцем о палец не ударяет.

- Вы не хотите что-нибудь связать, тетя Валери?

- Благодарю покорно, милочка! Никогда в жизни не вязала и на старости лет учиться не собираюсь...

- Так чем бы вам заняться? Желаете, Жером сходит в библиотеку, возьмет вам книжку почитать?

Тетя Валери качала головой. Нет! Она ничем не желала заниматься и ничего не желала делать! Она покоилась в кресле с подернутыми влагой глазами, в которой плавали ядовитые горошинки зрачков.

Она не глядела на улицу, не интересовалась рыночной толчеей. Она глядела только на меня. И злилась, что я сижу на полу, окруженный своими зверями и игрушечной мебелью; злилась, что я способен без конца следить за тем, как вновь и вновь рождаются на железном карнизе водяные рисунки; злилась, что я...