Дождь идет   ::   Сименон Жорж

А с этим Альбером, занимающим такое большое место в моих мыслях и в моем сердце, я ни разу даже не заговорил, ни разу даже не пожал ему руку.

Как поразился я на следующее утро, когда подбежал к окну и взглянул на окно полумесяцем, точь-в-точь похожее на мое! У меня совсем вылетело из головы, что сегодня воскресенье. Площадь показалась мне ужасно пустой. Ветер кружил обрывки бумаги по серому булыжнику, и циферблат часов был белым, как иней.

Черную занавеску сняли, как снимали каждый день. Но почему же вместо нее повесили какую-то розовую ткань, оставив лишь небольшой, пальца в два, просвет? Мне не видно было ни Альбера, ни его бабушки. Некоторое время я даже думал, что их нет и они никогда больше не вернутся; но долго и пристально вглядываясь в темную щель между оконным косяком и занавеской, я уловил движение, белесое пятно руки и понял, что они сидят дома, притаившись в темноте.

Лавки еще не открылись. Некоторые вообще сегодня не откроются; на площади сидело всего несколько торговок, которые уйдут часов в одиннадцать. Мое внимание привлекли два человека, один из них был агент с длинной шеей и кадыком; они прохаживались взад и вперед, затем вошли в кафе, дверь стояла отворенной, официант в синем фартуке выметал опилки.

Это воскресенье показалось мне еще однообразнее и скучнее обычного, хотя, что не часто случалось, отец был дома. Пока матушка - она уже вернулась с ранней обедни - готовила завтрак, он в спальне брился.