Рота почетного караула   ::   Степанов Виктор

Из промозглого, серого дня осенивсе это казалось похожим на сон - и лавочка возле пруда, где они тогда на минутку присели, и сумеречная кухонька на Мосфильмовской, и чашка чаю на клеенке в желтую ромашку. Вслед за этим всплыло сердитое, раздраженное лицо Кузьмича, пронизывающий его взгляд сквозь толстые стекла очков, и снова отдавался в ушах его хрипловатый, надрывистый голос.

После глупой, досадной ссоры Андрей с неделю Насте не звонил. Но что-то словно застряло в душе комом, хотелось с кем-то поделиться, он не выдержал, рассказал все Матюшину. Почему Матюшину? Почему не Патешонкову, с которым теперь даже сигареты делили пополам? Да нет же, он не был откровенным с сержантом, просто так спросил: "Мог ли быть тем самым стариком, прорвавшим оцепление на улице Горького, когда хоронили Неизвестного, старик, с которым познакомила меня Настя?"

- Вряд ли, - сказал Матюшин и тут же поправился: - А впрочем, чего не может быть... Вот уже сколько лет подряд перед Девятым мая в роту приходит неизвестно от кого денежный перевод с просьбой купить цветы и возложить к могиле Неизвестного солдата. Ты Настю не проморгай, - похлопал он по плечу. - Такие девчата даже в Москве на дороге не валяются.

Андрей позвонил Насте в пятницу и на втором гудке, словно она ждала, услышал ее голос. "Я слушаю..." - настороженно, как бы угадав, кто звонит, произнесла она, и тут же, как только Андрей назвал себя, голос в трубке увял. "Я очень хочу тебя видеть!" - чуть ли не крикнул Андрей, боясь, что она вот-вот положит трубку.