JК
Сборник рассказов и повестей. :: ЛУКИНА Любовь
Страница: 199 из 570- Морда у тебя, конечно… Особенно поначалу… Но знаешь, - поколебавшись, добавил Григорий, - мне вот уже кажется, что ты всегда такой был…
Перстков отшатнулся, но тут в соседнем домике, который, честно говоря, и на домик-то не походил, забулькал электроорган и кто-то задушевно, по складам запел:
…са-лавь-и жи-вут на све-те
и-и прасты-ые си-за-ри-и…
– Это у Федора! - вскричал Чуский.
Актер и поэт ворвались в жилище художника. Оно было пусто и почти не искажено. Неубранная постель, скомканные простыни из гипса, в подушке - глубокий подробный оттиск круглой сидоровской физиономии с открытыми глазами.
На перекошенном столе стояла прозрачная запаянная банка, в которой неприятно шевелились какие-то фосфоресцирующие клешни.
– …Как пре-кра-аа-сен этот ми-ир, па-сма-три-и… - глумилась банка. Судя по всему, это и был тразистор.
– Передачи… - со слезами на глазах шепнул Перстков. - Передачи продолжаются… Значит, в городе все по-прежнему…
– Или кассеты крутятся, а операторы поразбежались, - негромко добавил Григорий.
– Мы передавали эстрадные песни, - сообщила банка голосом Вали Потапова, диктора местного радио, и замолчала. Опять, видно, что-то там внутри расконтачилось…
Николай зачем-то перевернул лежащий на столе кусок картона.
На картоне был изображен человек с двумя профилями.
– Это он меня вчера, - пояснил Григорий, увидев рисунок.
– И портрет тоже… - с тоской проговорил Николай.
– А что портрет? - не понял Чуский.
– Портрет, говорю, тоже изменился…
Актер отобрал у поэта картон, всмотрелся.
Перстков отшатнулся, но тут в соседнем домике, который, честно говоря, и на домик-то не походил, забулькал электроорган и кто-то задушевно, по складам запел:
…са-лавь-и жи-вут на све-те
и-и прасты-ые си-за-ри-и…
– Это у Федора! - вскричал Чуский.
Актер и поэт ворвались в жилище художника. Оно было пусто и почти не искажено. Неубранная постель, скомканные простыни из гипса, в подушке - глубокий подробный оттиск круглой сидоровской физиономии с открытыми глазами.
На перекошенном столе стояла прозрачная запаянная банка, в которой неприятно шевелились какие-то фосфоресцирующие клешни.
– …Как пре-кра-аа-сен этот ми-ир, па-сма-три-и… - глумилась банка. Судя по всему, это и был тразистор.
– Передачи… - со слезами на глазах шепнул Перстков. - Передачи продолжаются… Значит, в городе все по-прежнему…
– Или кассеты крутятся, а операторы поразбежались, - негромко добавил Григорий.
– Мы передавали эстрадные песни, - сообщила банка голосом Вали Потапова, диктора местного радио, и замолчала. Опять, видно, что-то там внутри расконтачилось…
Николай зачем-то перевернул лежащий на столе кусок картона.
На картоне был изображен человек с двумя профилями.
– Это он меня вчера, - пояснил Григорий, увидев рисунок.
– И портрет тоже… - с тоской проговорил Николай.
– А что портрет? - не понял Чуский.
– Портрет, говорю, тоже изменился…
Актер отобрал у поэта картон, всмотрелся.