JК
Северная столица :: Дугин Лев Исидорович
Страница: 286 из 318 – И он сделал пальцами в воздухе отрицательный жест.
– Разрешите вам заметить, – в бешенстве воскликнул Пушкин, – что и этот ваш жест пальцами в моем направлении – тоже весьма неприличен!
– Но позвольте узнать, в чем дело, господа! – повторил молоденький офицер.
– Моя фамилия весьма известная, я – Пушкин… Вам не стыдно иметь со мной дело!
И как только Пушкин назвал себя, молоденький офицер стремительно подошел к нему:
– Как! Вы…
И разыгралась сцена, которая теперь так часто происходила при встрече Пушкина с восторженными его поклонниками.
– Вы – Пушкин?.. Но позвольте представиться: Лажечников… Но, господа, позвольте мне переговорить с моим товарищем…
И, отозвав в сторону штабс-капитана, Лажечников принялся горячо объяснять ему, кто такой Пушкин, и убеждал принести извинения. Ведь это – Пушкин!
Штабс-капитан слушал, понурив голову. Ему нелегко было из-за пустяка, из-за какого-то мальчишки, ставить на карту долгую и трудную свою карьеру. Наконец он сдался.
– Господа, господа!.. – восторженно провозгласил Лажечников.
– Признаю себя виновным перед господином Пушкиным в необдуманных словах в театре… – сказал штабс-капитан с тем брезгливым выражением на лице, которое появлялось у него и тогда, когда в полку, во время пирушки, ему приходилось каламбурами и остротами смешить более богатых и знатных однополчан.
– Разрешите вам заметить, – в бешенстве воскликнул Пушкин, – что и этот ваш жест пальцами в моем направлении – тоже весьма неприличен!
– Но позвольте узнать, в чем дело, господа! – повторил молоденький офицер.
– Моя фамилия весьма известная, я – Пушкин… Вам не стыдно иметь со мной дело!
И как только Пушкин назвал себя, молоденький офицер стремительно подошел к нему:
– Как! Вы…
И разыгралась сцена, которая теперь так часто происходила при встрече Пушкина с восторженными его поклонниками.
– Вы – Пушкин?.. Но позвольте представиться: Лажечников… Но, господа, позвольте мне переговорить с моим товарищем…
И, отозвав в сторону штабс-капитана, Лажечников принялся горячо объяснять ему, кто такой Пушкин, и убеждал принести извинения. Ведь это – Пушкин!
Штабс-капитан слушал, понурив голову. Ему нелегко было из-за пустяка, из-за какого-то мальчишки, ставить на карту долгую и трудную свою карьеру. Наконец он сдался.
– Господа, господа!.. – восторженно провозгласил Лажечников.
– Признаю себя виновным перед господином Пушкиным в необдуманных словах в театре… – сказал штабс-капитан с тем брезгливым выражением на лице, которое появлялось у него и тогда, когда в полку, во время пирушки, ему приходилось каламбурами и остротами смешить более богатых и знатных однополчан.