Северная столица   ::   Дугин Лев Исидорович

Александр шел с застывшей любезной улыбкой на устах, с ничего не выражающими глазами, неизменно со всеми вежливый – и всем одинаково чуждый…

Но переводчика Александра Пушкина он все с той же любезной улыбкой кивком головы пригласил подойти… И взорам свидетелей, державшихся на почтительном расстоянии, представилась милостивая беседа… Но что это? Опытные глаза заметили, что переводчик Коллегии Александр Пушкин говорит слишком горячо и долго…

Да, он посчитал, что настал момент, когда можно выполнить план, намеченный им когда-то с Чаадаевым, и в беседе с царем высказать важные, хоть и горькие, истины…

И опытные глаза заметили, что у императора начали гореть уши – а это служило дурным признаком… Что такое!

Разговор, начавшийся о поэзии, уклонился в сторону опасных принципов, легших в основание Оды на Вольность, так называемой системы человеческих прав. Молодой человек заявил себя вольтерьянцем, противником религиозного ханжества, а известно, что именно в вопросах религии Александр был непреклонен…

Пушкин с поклоном отступил в ряд, довольный собой. Знал ли он следствия дерзкой своей выходки? Теперь докладу министра внутренних дел графа Кочубея был дан ход – опасный ход!..

В тот же день петербургскому военному генерал-губернатору графу Милорадовичу был передан приказ государя: произвести на квартире у Пушкина обыск, а Пушкина арестовать.

И стремительно завертелись, закружились события. Уже на следующий день возле дома Клокачева появился некий господин в партикулярном платье, в высоком, черном цилиндре – погулял по набережной, побродил по двору и у дядьки Никиты, который с ведрами спустился по черной лестнице, попросил рукописи его барина – почитать, понаслаждаться… В его ловких, как у фокусника, руках появились ассигнации.