Двенадцатая койка   ::   Кунц Дин Рэй

Бернадетт. Звучит странновато, но это точно ее имя было. А глаза, знаешь, зеленые.

– Красивая, Гэйб?

– Еще бы! Будто первый день весны, когда знаешь, что стаял снег и малиновка, может, скоро совьет гнездо над твоим окном. Вот какая красавица!

– Гэйб, я тебя понимаю.

– Либ, а ты напивался когда-нибудь так, чтоб к чертям собачьим, чтоб в стельку, а?

– Ну-у! – В голосе Либби снова проступили слезы: – Еще как и еще сколько! Как-то в Нью-Йорке три дня гудели. В облаках, как воздушный змей, летал, уже и понять не мог, где я и что я.

– И со мной такое было, – сказал Гэйб. – Тоже в Нью-Йорке. Можно было брать меня и сажать прямо посреди обезумевшего стада, и вряд ли я оказался бы сообразительней скотины.

Мне показалось, что у Либби вырвался смешок. Забавный такой легонький смешочек, что обещал унять слезы, но еще не возвещал покоя.

– Либ, ты ж еще и моряк и, наверное, повидал мир?

– Токио, Лондон, в Австралии две недели… Я побывал в пятидесяти шести странах.

– Я видел куда меньше.

И тогда из-под мягких крыльев палатной тьмы выпорхнуло, будто мокрота запузырилась в старом горле:

– Зато я, Гэйб, сейчас даже помочиться не могу…

– Ты любил и тебя любили, Либ. Немного сыщется людей, кто скажет о себе такое. Ты чуть ли не во всех уголках мира побывал и многое повидал. И напивался ты до радостной одури. Не забывай про все это.

Тогда-то я и уразумел, что Гэйб вовсе не пытался отвратить старика от мыслей о смерти.