Тетрадь четвертая   ::   Цветаева Марина

(А вдруг мне не захочется? (целоваться) Или им — всегда хочется? «Всегда готов».)

— и квартира — и карьера — и т. д., т. е. непреложная уверенность в себе и в другом: утвержденность на камне — того, что для меня было сновиденный секундный взлет на седьмое небо — и падение с него.

И не только здесь, за границей: в Р<оссии>было — то же самое и везде и всюду — было и будет, п. ч. это — жизнь, а то (т. е. я) было (есть и будет) — совсем другое.

Как его зовут??

* * *



П<ариж>, Пастёр, 9-го янв<аря> 1939 г.

* * *



И всё-таки я знаю, что я — жизнь: я, а не они, хотя мне всё доказывает обратное.

* * *



Я, как зверь, чую взгляд и как зверь — на него оборачиваюсь — воззреваюсь — и отворачиваюсь. И вторично (с безнаказанным любопытством) на меня никто не глядит.

(— Ce qu’elle doit être méchante, celle-là! [56] )

* * *



Я искушала Париж (терпение, моду — и вкус его) — всячески: и некрашенностью лица, и седостью волос при почти-беге, и огромностью башмаков, и нешелковостью и даже нешерстяностью (не говорю уже о немодности!) одежд — и — и — и —

И всё-таки мне никто, по сей (тьфу, тьфу, не сглазить) двадцать-восьмой мая день 1939 г. — за 14 л. бытности — не рассмеялся в лицо. Ибо было во всем этом что-то настолько серьезное — и странное — и дóлжное (сужденное)…

После себя в Париже могу сказать: Париж хорошо воспитан.

(Из головы. 28-го мая 1939 г., воскресенье, Троицын день)

* * *



Кто-то из «нас» — «туземцы». Может быть — и я.

Туземцы.