Тетрадь третья   ::   Цветаева Марина

У нее сидит дама — белобрысая — белорыбица — альбиноска, страшно-постная и скучная. Через несколько минут после моего прихода E. H. со свойственной ей бесцеремонностью начинает ее — всячески выживать: — А Вам никуда не нужно идти? — М. б. Вам уже пора идти? — и так далее, и чем далее — тем грубее. Но дама — сидит, и E. H., когда убеждается, что сидеть — будет, глубоким, громким, даже не актерским, а декламаторским голосом — мне:

— А Вы зна-аете, дорогая! кто у меня сидит?

Я, робко: — Вы, кажется, сказали Г<оспо>жа Розен… Розен…

— Розенмайер — что! Розенмайер — ничто. Эта дама — внучка Пушкина. Родная внучка Александра Сергеевича. [125]

— И я, ничего не успев: — Доч<ка?>— Сашки?!

* * *



За 6 лет Парижа я у E. H. была в третий раз и ждала встретить у нее старую Т<атищеву>, [126] «на которую» E. H. меня и пригласила — и до того ждала, что сначала подивилась ее молодости (Т<атищевой>— около 80-ти лет) и такой полной белобрысости. (И даже «Розен…» не смутило.)

И вместо нее — встречаю внучку Пушкина, бывающую у E. H. раз в год и зашедшую случайно.

На вид — 45 лет (самый постный возраст! самый неудобоносимый и выносимый, самый двусмысленный! (сейчас (1938 г.