Валерий Брюсов   ::   Мочульский Константин Васильевич

Брюсов стоит на уровне классической поэзии Эредиа, Леконта де Лилля и Теофила Готье. Торжественной латинской медью звучат строфы:

Когда вершились судьбы мира

Среди вспененных боем струй, —

Венец и пурпур триумвира

Ты променял на поцелуй.

Стихи, посвященные Н. И. Петровской, занимают центральное место в сборнике. Эротическая тема осложнена трагическим чувством безнадежности любви и бессилия страсти. Возлюбленная— «жрица луны»: она чужда нашему миру, подвластна таинственным внушениям, в ней— тайна. В отделе «Из ада изведенная» поэт говорит о любви-вражде, о страсти-обреченности.

В жажде ласки, в жажде страсти

Вся ты — тайна, вся ты — ложь.

Ты у лунных сил во власти

Тело богу предаешь.

В жажде ласки, в жажде страсти,

Что тебя целую я!

У Астраты ты во власти,

Ты — ее, ты не моя!

Она не живет, а дремлет и бредит; и любовь ее похожа на ненависть.

Меж нами — вечная вражда,

Меж нами — древняя обида.

Кто их, враждебных, соединил «мукой страстной»? Кто замуровал их в застенок?

Сораспятая на муку,

Древний враг мой и сестра:

Дай мне руку! Дай мне руку!

Меч взнеси! Спеши! Пора?

Они брошены в трюм и осуждены на казнь; они веселятся на последнем пире — и над их ложем уже блестят «два лезвия». Чувство обреченности и предчувствие гибели придают эротическим стихам «Венка» сумрачное величие.