JК
Футбольный театр :: Сушков Михаил Павлович
Страница: 180 из 252Медленно, вяло спросил, обращаясь ко всем:
– А где Ананьев?
Тишина. «Затылком» видел, что все оглядывают помещение, ищут глазами Ананьева. Потом реплики:
– В самом деле, где Ананьев?
– Придет. Куда он денется? Еще полчаса до игры…
– Скажите-ка, парни, – по-прежнему блефуя, спросил я, – среди челябинцев есть однофамилец нашего защитника?
– Что-то не припомню такого… Вроде не было, – ответил Фирсов. – Я их составы знаю, А что?
– Понимаете, тут в списке заявленных игроков сборной Челябинска есть какой-то Ананьев.
– А имя как?
– Михаил.
Я достал из кармана висевшего на крюке пиджака сложенную вчетверо бумагу и хотел пустить ее по кругу. Но футболисты сгрудились в кучу, заглядывая из-за спин, рассматривали список. Потом наступила тишина. Минуту спустя нарушил ее защитник Степанов:
– Н-ну, тварь… Все ноги переломаю!
Никто ничего больше не сказал. Но побагровевшие лица, плотно поджатые губы, отяжелевшее дыхание говорили, что намерение его сейчас разделяют все. Я знал: это лишь первая, естественная реакция, и пока молчал. К тому же понимал и другое: мое вето на подобную меру в такой раскаленный момент способно лишь обострить желания, распалить гнев, чувство мести.
– Погодите, братцы, – подавляя себя, хриплым, прерывистым, каким-то задушенным голосом сказал Фирсов, – может, не он. Может, еще придет…
– Нет. Не придет. – Я постарался сказать это как можно значительней. – У меня вопрос к команде.
– А где Ананьев?
Тишина. «Затылком» видел, что все оглядывают помещение, ищут глазами Ананьева. Потом реплики:
– В самом деле, где Ананьев?
– Придет. Куда он денется? Еще полчаса до игры…
– Скажите-ка, парни, – по-прежнему блефуя, спросил я, – среди челябинцев есть однофамилец нашего защитника?
– Что-то не припомню такого… Вроде не было, – ответил Фирсов. – Я их составы знаю, А что?
– Понимаете, тут в списке заявленных игроков сборной Челябинска есть какой-то Ананьев.
– А имя как?
– Михаил.
Я достал из кармана висевшего на крюке пиджака сложенную вчетверо бумагу и хотел пустить ее по кругу. Но футболисты сгрудились в кучу, заглядывая из-за спин, рассматривали список. Потом наступила тишина. Минуту спустя нарушил ее защитник Степанов:
– Н-ну, тварь… Все ноги переломаю!
Никто ничего больше не сказал. Но побагровевшие лица, плотно поджатые губы, отяжелевшее дыхание говорили, что намерение его сейчас разделяют все. Я знал: это лишь первая, естественная реакция, и пока молчал. К тому же понимал и другое: мое вето на подобную меру в такой раскаленный момент способно лишь обострить желания, распалить гнев, чувство мести.
– Погодите, братцы, – подавляя себя, хриплым, прерывистым, каким-то задушенным голосом сказал Фирсов, – может, не он. Может, еще придет…
– Нет. Не придет. – Я постарался сказать это как можно значительней. – У меня вопрос к команде.