JК
История О :: Реаж Полин
Страница: 9 из 210В том, что женщины прекраснее мужчин, я отнюдь не уверен, но они, во всяком случае, более сдержанны, у них все проявляется не столь явно,, и это, видимо, действительно один из аспектов красоты. Но вот уже второй раз я говорю о благопристойности и скромности в отношении книги, в которой, как кажется, эти понятия не слишком уместны...
Но действительно ли это так? Действительно ли нельзя говорить о благопристойности и скромности применительно к этой книге? Я не имею в виду ту прелестную и лживую благопристойность, которая довольствуется тем, что скрывает даже от самой себя очевидные вещи; которая бежит прочь при виде движущегося камня и отрицает, что видела, как он шевелился. Существует другая скромность, неустрашимая, неумолимая, способная карать; она унижает и смиряет плоть настолько, что возвращает ее к состоянию изначальной цельности и честности перед собой; она заставляет плоть вернуться в те дни, когда желание еще не успело самовлюбленно и властно объявить себя миру, когда скала не знала еще, что умеет петь. Это скромность, встреча с которой не может быть безопасной, ибо она никогда не согласится удовлетвориться меньшим, чем связанные за спиной руки, разведенные колени, распятые тела, пот и слезы.
Может показаться, что я говорю ужасные вещи. Что ж, почему бы и нет. Но в таком случае ужас является нашим насущным хлебом, нашей повседневностью, и, быть может, опасные книги - это просто такие, которые возвращают нас в первобытное состояние, в состояние естественной опасности.
Но действительно ли это так? Действительно ли нельзя говорить о благопристойности и скромности применительно к этой книге? Я не имею в виду ту прелестную и лживую благопристойность, которая довольствуется тем, что скрывает даже от самой себя очевидные вещи; которая бежит прочь при виде движущегося камня и отрицает, что видела, как он шевелился. Существует другая скромность, неустрашимая, неумолимая, способная карать; она унижает и смиряет плоть настолько, что возвращает ее к состоянию изначальной цельности и честности перед собой; она заставляет плоть вернуться в те дни, когда желание еще не успело самовлюбленно и властно объявить себя миру, когда скала не знала еще, что умеет петь. Это скромность, встреча с которой не может быть безопасной, ибо она никогда не согласится удовлетвориться меньшим, чем связанные за спиной руки, разведенные колени, распятые тела, пот и слезы.
Может показаться, что я говорю ужасные вещи. Что ж, почему бы и нет. Но в таком случае ужас является нашим насущным хлебом, нашей повседневностью, и, быть может, опасные книги - это просто такие, которые возвращают нас в первобытное состояние, в состояние естественной опасности.