Ганнибал   ::   Харрис Томас

Они уселись на кухонные, с перекладинами на спинках, стулья, и отец стал делить апельсин на четвертушки, от которых, в свою очередь, отделял по дольке, отправляя одну из них себе в рот, а вторую в ротик дочери. Дочь вначале выплевывала зерна в ладонь, а затем начала складывать на прикрытые юбкой колени. Он же сидел на стуле выпрямившись, высокий, как Джон Бригем.

Отец предпочитал жевать на одной стороне, поскольку на коренном зубе с другой стороны челюсти сидела белая металлическая коронка – из тех, которые в сороковых годах любили ставить армейские дантисты. Когда отец смеялся, коронка поблескивала. Они съели по апельсину и по одному «Снежку», обмениваясь прикольными шутками. Старлинг успела забыть восхитительный вкус мороженого под слоем кокоса. Кухня вдруг куда-то исчезла, и они стали говорить как взрослые люди.

– Как твои дела, детка? – Это был очень серьезный вопрос.

– На работе на меня очень сильно наезжают.

– Мне это известно. Все эти типы, детка, – то же самое что крючкотворы из суда. Поверь отцу, более жалкой банды, чем они, во всем мире не сыскать. Ведь ты стреляла только тогда, когда ничего другого не оставалось.

– Во всяком случае, я так считаю, и дело, видимо, совсем в другом.

– Но ты, надеюсь, никогда не врала?

– Никак нет, сэр.

– Ты спасла маленького ребенка.

– Да, с ним все в порядке.

– Я тогда по-настоящему гордился тобой.

– Благодарю вас, сэр.

– Мне пора, хорошая моя. Мы еще потолкуем.

– А ты не мог бы задержаться?

– Мы никогда нигде не можем задерживаться, детка, – ответил отец, положив ладонь ей на голову.