Голубые пески   ::   Иванов Всеволод

Молча прослушав речь, не разжимая губ, поворачивались и шли к домам!

Запус спать являлся поздно. Про бунт скоро забыли; вызывали для допроса Олимпиаду, - сказала она там мало, а ночью в постели спросила Запуса:

- Ты не рассердишься?..

- Что такое?

Потрогала лбом его плечо и с усилием:

- Я хочу рассказать тебе об муже...

Веки Запуса отяжелели - сам удивился и, продолжая удивляться, ответил недоумевающе:

- Не надо.

- Хорошо...

Запус становился как будто грязнее, словно эти проходившие мимо огромные толпы народа оставляли на нем пыль своих дорог. Не брился, - и тонкие губы нужно было искать в рыжеватой бороде.

Если здесь - у руки - каждую минуту не стоял бы рев и визг, просьбы и требования; если бы каждый день не заседал совет депутатов; если б каждый день не нужно было в этих, редко попадавших сюда, газетах искать декреты и декреты, - возможно, подумал бы Запус дольше об Олимпиаде. А то чаще всего мелькала под его руками смуглая теплота ее тела, слова, какие нельзя запоминать. Сказал мельком как-то:

- Укреплять волю необходимо...

Вспомнил что-то, улыбнулся:

- Также и читать. Социальная революция...

- Можно и не читать? - спросила задумчиво Олимпиада.

- Да, можно... Социальная революция вызвана... нет, я пообедаю лучше в Исполкоме...

Фиозу так и не видала. Запус сказал - встретил ее последний раз, когда братались с казаками. Разве нашла Кирилла Михеича, - живет тогда в деревне, ждут когда кончится.