Снег, кусты, круп лошади и сам дед были густо заляпаны красным, во всестороны летели кровавые ошметки и куски дерева от саней, а дед все рубил и рубил.
«Да, сэр, солдатская истерика – это вам не битье тарелок на кухне, близко лучше не подходить».
– Деда! Деда!!! С ума сошел, старый. Сотник Корней!!! Блин, да угомонись ты! Корзень!!! Мать твою!!!
– А? Мих… Михайла… Внучок…
Дед уронил за спину занесенный для очередного удара меч и осел в пропитанный кровью снег.
– А я думал… Мишень… ка…
Мишка отвернулся, смотреть на дедовы слезы почему-то показалось страшнее, чем на то, что дед натворил с лесовиками.
* * *
Матвея нашли на полдороге к поляне с разбойничьим обозом. Парнишка, пошатываясь, брел, зажимая одной рукой распоротую чуть ли не до самого уха щеку, другой рукой держа волочащийся по снегу самострел.
– На ветку напоролся. Но смотри, Михайла, молодец: оружия не бросил, – одобрительно произнес дед. – Правильно мы все-таки ребят к себе взяли. Подсади его в седло, сам не залезет.
– Деда, сани и лошадей на поляне оставим или к дороге сведем?
– Лошадей надо к дороге, до темноты не уедем, наверно. Не дай бог, волки заявятся, на кровь-то. Ты вот что: выкини покойников и на их санях дровишек подвези – костер запалить надо. – Дед длинно вздохнул и ссутулился в седле. – А мы с Мотей поедем, устал я что-то.
«Ничего удивительного. Почти любой дедов ровесник из двадцатого века загнулся бы и от половины его сегодняшних приключений.