JК
День проклятия :: Герролд Дэвид
Страница: 111 из 518А Конгресс?
О. Это несъедобно!
РОЗОВЫЕ ОБЛАКА НА ГОРИЗОНТЕ
Когда кажется, что все уладилось, все только начинается.
Соломон Краткий
Дьюк смотрел в сторону. Он не хотел встречаться со мной взглядом. Черт бы его побрал! Стоило нам попасть в тупик, и Дьюк замыкался в себе. Это происходило всякий раз, когда нам напоминали, как сильно мы проигрываем. Он ни за что не поделится своей болью, будет переживать ее сам. В таком состоянии он пугал меня.
— Чертовы хторры! — Он не мог скрыть отчаяния.
Я знал, что Дьюк должен ненадолго уединиться, чтобы потом снова стать самим собой, а до тех пор будет мучиться и всем портить настроение.
А я… я чувствовал себя опустошенным. Каждая новая операция лишь укрепляла мою уверенность в бессмысленности нашей работы. На сей раз руки и вовсе опустились. Я даже не понял, в чем заключалась моя роль.
Конечно, я боялся, но желание вытеснило страх: я хотел знать о них все.
И еще — непонятная тревога. Как будто я что-то знал, а потом забыл, но эхо этого «чего-то» по-прежнему звучит в голове, пульсируя красными вспышками.
Когда бы это ощущение ни накатывало, оно всегда вызывало у меня отвращение к собственным сородичам. Люди занялись чем-то более чудовищным, чем пришельцы.
Ведь мы убивали. Я знал, что некоторые смотрят на меня со страхом, потому что видят в моих глазах смерть, как я — в глазах Дьюка.
О. Это несъедобно!
РОЗОВЫЕ ОБЛАКА НА ГОРИЗОНТЕ
Когда кажется, что все уладилось, все только начинается.
Соломон Краткий
Дьюк смотрел в сторону. Он не хотел встречаться со мной взглядом. Черт бы его побрал! Стоило нам попасть в тупик, и Дьюк замыкался в себе. Это происходило всякий раз, когда нам напоминали, как сильно мы проигрываем. Он ни за что не поделится своей болью, будет переживать ее сам. В таком состоянии он пугал меня.
— Чертовы хторры! — Он не мог скрыть отчаяния.
Я знал, что Дьюк должен ненадолго уединиться, чтобы потом снова стать самим собой, а до тех пор будет мучиться и всем портить настроение.
А я… я чувствовал себя опустошенным. Каждая новая операция лишь укрепляла мою уверенность в бессмысленности нашей работы. На сей раз руки и вовсе опустились. Я даже не понял, в чем заключалась моя роль.
Конечно, я боялся, но желание вытеснило страх: я хотел знать о них все.
И еще — непонятная тревога. Как будто я что-то знал, а потом забыл, но эхо этого «чего-то» по-прежнему звучит в голове, пульсируя красными вспышками.
Когда бы это ощущение ни накатывало, оно всегда вызывало у меня отвращение к собственным сородичам. Люди занялись чем-то более чудовищным, чем пришельцы.
Ведь мы убивали. Я знал, что некоторые смотрят на меня со страхом, потому что видят в моих глазах смерть, как я — в глазах Дьюка.