Денарий кесаря   ::   Дроздов Анатолий Федорович

Стражи не знали причин тройного убийства, но сходились во мнении, что трибуном овладело безумие. Я причину знал, но молчал. Мне не хотелось говорить. Я лежал на жесткой каменной скамье камеры и умирал, вернее, хотел умереть. У меня не было ножа, чтоб перерезать вены, в камере не было крючка, что зацепить ремень от сандалий и удушить себя, а разбить голову о стену я не догадался. В юности мы мечтаем о смерти, в старости – страшимся ее… Когда за мной пришли, чтоб вести на суд, я встал охотно: суд обещал исполнить мое желание. Оставалось надеяться, что быстро.

В зале, куда мне привели, были только Пилат с отцом и вольноотпущенник с пергаментом, на котором тот тиронскими скорописными знаками записывал сказанное. Пилат выглядел усталым, его траурная одежда – помятой, меня он встретил сердитым взглядом. Иного я и не ждал.

– Марк Корнелий Назон Руф, – без обиняков начал прокуратор, – обвиняется в самовольном освобождении преступника, уличенного в изготовлении фальшивых денариев. Признаешь обвинение?

– Да! – подтвердил я.

– Это твой сын, префект! – повернулся Пилат к отцу. – Тебе решать!

– Он не мой сын! – холодно произнес отец.

Пилат недоуменно смотрел на сенатора. Отец достал из складок тоги маленький свиток и протянул его прокуратору. Пилат развернул.

– Луций Корнелий Назон Руф, сенатор и префект, объявляет об "эманципацио" своему сыну Марку… – прочел прокуратор и бросил свиток на стол. – Документ оформлен по правилам и является действительным, – продиктовал он писцу.