Деревянная грамота   ::   Трускиновская Далия

Стенька не мог бы объяснить внятно, что такое он услышал, что разобрал в общем галдеже. Однако вошла в душу тревога - не так звучали невнятные голоса, ох, не так! Он развернулся и поспешил к краю площади - туда, где стояли распряженные сани, укрытые рогожами, туда, где тяжеловесно суетились, склонившись над передком одних саней, люди.

- Расступись! - гаркнул Стенька. - Что за шум? О чем лай?! .

Как раз перед ним было необъятной ширины гузно. Мужик в синей, колом стоящей шубе нагнулся, вытаскивая что-то из саней, и больше всего был похож на широкий стол в приказе - тот, правда, не синим, а зеленым суконцем обычно покрывали.

Наконец он распрямился и повернулся к Стеньке.

На руках у мужика был ребенок, парнишка лет десяти, с таким белым личиком, какого у живых не бывает...

Парнишечка сжался каменным комком. Замерз он, видать, ночью отогревать бесполезно, на ресницах - иней, вокруг ноздрей и рта - маленькие сосульки. Смотреть на него было невозможно - жалость прошибала.

- Где ты его взял? - сходу напустился на мужика Стенька.

- Да рогожу откинул, войлок приподнял...

- А он-то и там! - добавила баба в рогатой кике и закивала мелко-мелко видать, от страха.

- Господи, спаси и сохрани! - воскликнула другая, крестясь. - Вот страсти-то! Дитя в санях замерзло!

- Товаришко припрятать от снега хотел, а он-то и там...

- Чей парнишка - не знаешь? - спросил для порядка Стенька.