JК
Дерни за веревочку :: Рыбаков Вячеслав
Страница: 204 из 232На лестнице она начала было падать. Дима поддержал ее. Теперь он стоял чуть позади, кусая губы, чтобы не зареветь. Зареветь было нельзя, все-таки мужчина. Меньше года до паспорта осталось.
Шут не ответил. Они стояли у двери палаты, и он еще не видел их, он видел только потолок и верхнюю часть стены, потому что подушка была тощей, а двигаться Шут уже не мог.
Они подошли ближе. Шут медленно перекатил в их сторону бессмысленные, бесцветные глаза. Потрескавшиеся губы чуть дрогнули.
— Здравствуй, — повторила Лидка, и Дима сказал:
— Здравствуй, папа.
Шут помолчал, собираясь с силами.
— Да… датуйте… бята, — сказал он. Очень трудно было понять, что он говорит — губы уже почти не артикулировали, воздух едва шелестел в гортани. От такого ответа у Лидки потемнело в глазах. Дима опять поддержал ее. До этой секунды она все-таки не верила.
— Почему ты сразу не дал знать? — выкрикнула она голосом, полным слез.
Шут опять собрался с силами, шевельнул губами беззвучно и затем ответил почти ясно:
— Я зоровый-то пыл те не ощень нушен. А уж теерь…
Помолчал. Сквозь туман он все-таки заметил, что она заплакала. Собрался еще раз. Он чувствовал, что говорит невнятно, и презирал себя за это. Проклятым мышцам и губам не было дела до того, что самая близкая ему женщина с трудом разбирает его речь. Мышцы и губы надо было победить. Лидка и Дима заметили, как у Шута вдруг дернулся кадык, желваки немощно затрепетали.
Шут не ответил. Они стояли у двери палаты, и он еще не видел их, он видел только потолок и верхнюю часть стены, потому что подушка была тощей, а двигаться Шут уже не мог.
Они подошли ближе. Шут медленно перекатил в их сторону бессмысленные, бесцветные глаза. Потрескавшиеся губы чуть дрогнули.
— Здравствуй, — повторила Лидка, и Дима сказал:
— Здравствуй, папа.
Шут помолчал, собираясь с силами.
— Да… датуйте… бята, — сказал он. Очень трудно было понять, что он говорит — губы уже почти не артикулировали, воздух едва шелестел в гортани. От такого ответа у Лидки потемнело в глазах. Дима опять поддержал ее. До этой секунды она все-таки не верила.
— Почему ты сразу не дал знать? — выкрикнула она голосом, полным слез.
Шут опять собрался с силами, шевельнул губами беззвучно и затем ответил почти ясно:
— Я зоровый-то пыл те не ощень нушен. А уж теерь…
Помолчал. Сквозь туман он все-таки заметил, что она заплакала. Собрался еще раз. Он чувствовал, что говорит невнятно, и презирал себя за это. Проклятым мышцам и губам не было дела до того, что самая близкая ему женщина с трудом разбирает его речь. Мышцы и губы надо было победить. Лидка и Дима заметили, как у Шута вдруг дернулся кадык, желваки немощно затрепетали.