Душа оборотня   ::   Николаев Андрей

Староста заорал, чуть не выпустив Середина из рук:

– Ты что, курицу твою мать, сдурела?

– Потерпишь, – равнодушно пробубнила Радомша, – держи-ка парня.

Зачерпнув еще бадью, она снова вылила ее на голову Середина, подхватила его из рук злобно сопящего Крота и положила на укрытую льном подстилку из еловых ветвей.

– Вот здесь полежишь. Колется елка-то? Ничего, это хорошо. Стал быть, не помер, раз чувствуешь, – удовлетворенно сказала она, прикрывая его кожушком, подбитым мехом. – Ты полежи пока, соколик. А ты, – глянула она на Крота, – пойдешь со мной, в бане приберешься.

Олег остался в погребе один. Тускло тлела лучина, отражаясь в озерце ледяной воды, шуршала земля, струйками осыпаясь по стенам. Скоро глаза привыкли к полутьме, и Середин различил в углах комнатки деревянные фигурки, сложившие руки ковшиком. Глаза идолов, казалось, светились в темноте: может, Радомша вставила им в глазницы гнилушки, а может, просто чудилось. Заслышав легкий шорох, Олег скосил глаза: к лежанке подошел облезлый серый кот, поводил усами, вспрыгнул на нее и улегся у Середина на груди, щуря на него желтые, серьезные глаза.

– И ты лечить будешь? – спросил его Олег.

Кот зевнул и прикрыл глаза. Лежи, мол, и молчи, болезный.

И он лежал, то впадая в забытье, то выныривая из него, как на поверхность реки. Прогорела лучина, темнота стала непроглядной. Кот на груди сопел, иногда тыкался мокрым носом в лицо Середина, обнюхивал, щекоча усами.