Двенадцать подвигов Рабин Гута   ::   Лютый Алексей

— Тьфу на вас навсех, — сплюнул кинолог и, отойдя на обочину, уселся прямо на траву. — Сами с этими уродами разбирайтесь.

— А чего тут разбираться? — удивился Попов, из-под ладони посмотрев на солнце. — Время позднее, пора обедать. Я тут прихватил кое-что из дома,

— Андрюша достал из-за пазухи увесистый сверток и с сомнением в глазах осмотрел его. — Но думаю, что этого на всех не хватит. Бань, может быть, потрясешь этих горе-вояк на предмет съестных припасов.

Жомов был бы плохим ментом, если бы не мог вытрясти из попавшегося под руку нарушителя общественного спокойствия что-нибудь полезное для себя. Поэтому просьба Попова не заставила его краснеть и возмущаться. Зычным голосом приказав приготовиться к досмотру, Ваня принялся потрошить содержимое тощих котомок греческих воинов. Эллины, видимо, воспринявшие подобное обращение с собственным имуществом как должное, не выказывали никакого неудовольствия бесцеремонными действиями омоновца, и Жомов вскоре вернулся к друзьям, неся в одной из экспроприированных котомок несколько кусков вяленого мяса, пресные лепешки и целую россыпь головок чеснока. Андрюша тут же спрятал свой НЗ обратно за пазуху и вместе с Ваней принялся за поглощение отобранных с боем трофеев. Рабинович недовольно покосился на обоих и, презрительно проворчав что-то нечленораздельное, отвернулся, забрав из рук Жомова лишь небольшой кожаный бурдюк с кисловатым слабеньким вином.