Двенадцать подвигов Рабин Гута   ::   Лютый Алексей

Из умных здесь остались только я и Мурзик, — вздохнул Рабинович и посмотрел под стол. — Псина, что посоветуешь?

Мурзик что-то невнятно рыкнул в ответ, дескать, сам разбирайся, и Сеня остался в одиночестве. Театрально вздохнув, Рабинович принялся истязать расспросами Гомера Тот строить из себя дурака не посмел, напротив, считая, что должен убедить новых товарищей в своей незаменимости, и заново начал пересказывать вчерашние байки о городах-государствах, богах, героях, пропавшем Зевсе и исчезнувшем пути на Олимп. Пару минут Сеня терпеливо это сносил, а затем ехидно поинтересовался:

— Ну а конкретно что ты можешь предложить?

Грек тут же замер, удивленно посмотрев на кинолога. И снова никто не мог понять, то ли смысл вопроса ускользнул от поэта, то ли он просто просчитывает в уме варианты ответов, стараясь подобрать единственно верный. Все трое ментов терпеливо ждали, а когда Жомов уже начал выходить из себя и приготовился подзатыльником помочь шестеренкам Гомера вертеться быстрее, поэт улыбнулся во весь рот.

— Есть на вопрос твой один лишь ответ, Рабинович, — нараспев проговорил он. — Нужно к богам олимпийским воззвать и, набравшись терпения… ждать, что ответят они и какие потребуют жертвы…

— Опя-а-ать?! — Сенин вопль, оборвавший декларацию нового шедевра Гомера, получился таким истошным, что перепуганный трактирщик выскочил из кухни посмотреть на происходящее. А увидев перекошенную физиономию Рабиновича, тут же испуганно заскочил обратно.