Страница:
402 из 410
И сделалось тихо, как перед грозой. Только скрипел на обрыве засохший ельник: колючий, голый, обросший лишайником, затянутый паутиной, темный и жуткий – словно собравший все ели, выброшенные после рождества.
И в его глухой пустоте мелькали тени, обманывали зрение.
Вился, наползая из оврага, густел туман. Рисовал холодные узоры. Набрасывал петли и миражи.
И когда утек в землю, открылись – до самого окоема – стволы с отсеченными ветками. Нет. Всадники. Люди.
Те, кто был аморфен и бестелесен, обрели плоть.
Они уже не таяли при взгляде в упор. Не меняли черты.
Они висели над Лейтавой.
Тени ветряных мельниц. Тени кладбищенских колоколен. Кресты, раскинутые крыльями.
Лопались пузыри трясины, колотил ветки вороний грай.
Замерла перед госпожой Стража ткачей, изнанка Узора.
Пустота. И давящий страх.
И Алесь Ведрич, небрежно бросив на сук поводья призрачного верхового, шагал навстречу, оставляя глубокие следы в вязкой земле. Чем-то похожие на царапины от креста, до боли сжатого Казимежем в ладони. С царапин капала густая кровь.
" То, что у вас, в Эуропе, народный вымысел, у нас – реальность. Мой Господь распадается на осколки. И у каждого свое имя, и каждый требует веры и обещает чудеса ". Боже, защити от таких чудес.
– Помогите Яну!
Ксендз с трудом вздернул голову.
– Помогаете мне сохранить лицо? Спасибо.
– Делать мне больше нечего! Парня ж жалко…
Казимир Франциск кивнул.
|< Пред. 400 401 402 403 404 След. >|