Страница:
41 из 410
Прикосновения Алесевых рук были мучительны, но боль из шеи и пальцев медленно уходила. – Будь проклят, Гивойтос!…
Видимо, эти слова Гайли почудились.
– Я не знал.
Ведрич отвернулся: чтобы не видеть ее. Или просто прятал искаженное злобой лицо.
– Иначе… Гайли, станьте моей женой.
Он поднял ее на ноги и прижимал к себе: куда крепче, чем чтобы она снова не упала.
– Тут, в Навлице, где я родился. Поместья уже нет. Родных никого. Но костел очень красивый.
– Алесь…
– А, простите. Вы мне очень дороги. Я не переживу отказ.
– Алесь!
Она потянулась, нащупала под ружанцем рубец: но хотя бы гореть перестало.
– Поклянитесь мне… что приедете. В Задушный день, да!
Голова у Гайли кружилась. Она не понимала, что с ней происходит. Наплывали запахи разрытой земли, сырости, гнили… Язык не слушался.
– Лучше вот так, – у Алеся в руках оказалась длинная гнилая щепка. – Дайте руку. Не бойтесь. Я тоже поклянусь. День в день.
Царапины на запястьях. Медленно каплющая кровь. Рана к ране.
– Вот и все. Вы обещали, – витки холста на царапину. Смутное ржание коня.
Лейтава, Навлица, 1830, 31 октября
Тяжелые створы костельных дверей были приоткрыты. За ними пряталась темнота. Гайли собиралась взяться за медную ручку, сделанную в форме березовой ветки, но, побоявшись уколоться, просто толкнула в спину барельеф – пастуха в хитоне, кланяющегося Христу.
|< Пред. 39 40 41 42 43 След. >|