Александрийская гемма   ::   Парнов Еремей Иудович

Наезжавшие к Монсегюру туристы предпочитали упиваться древностью, не утруждая ног.

— Нет ощущения присутствия, все равно что по телевизору, — произнесла Людмила Георгиевна, озирая циклопическую кладку, скупо прорезанную непроглядными амбразурами. — А я руками потрогать хочу, погладить… Понимаешь? — Она вернула бинокль и, упершись в бампер, потуже зашнуровала кроссовки. — Не скучай.

Подъем был не столь трудным, как ей сперва показалось. Тропинка была протоптана со знанием дела, в обход скальных выступов и опасных крутостей. А уж пахло на высоте так, что каждая клеточка переполнялась неизбывным блаженством. Ради одного этого стоило забраться в такую даль. Травы тут росли кучными пучками, пробиваясь из-под ноздреватых камней. Она с нежданным волнением узнавала памятные по Синеди пижму и клевер, невольно прощая отцу чудачества, так осложнявшие всем им жизнь. Впрочем, чаще все же попадались незнакомые виды: какая-то седая полынь да пропыленные насквозь колючки посреди шиферных осыпей. Встретились и похожие на паслен мандрагоры, тоже белые от пыли. Она привозила нечто подобное в прошлом году. Игорь еще ругался тогда из-за перевеса. Пытался доказать, чудак, что не всем слабостям старых людей следует потакать. А если нет выбора, как тогда? Если налицо мания, проявляющая себя в различных формах? При мысли о том, какую физиономию скорчит муж, когда она возвратится с корневищем в руках, Людмиле Георгиевне стало совсем весело.