Голубая кровь   ::   Угрюмова Виктория

Руф видит аухкана, пригвожденного к влажной земле длинным и тяжелым копьем, он извивается, пытаясь встать, и в последнем броске дотягивается до низенького человечка в кожаной броне с бронзовыми квадратными бляхами, — чавкающий звук, когда его клешня вонзается в спину солдата, выбивая в плоти глубокую кровавую яму…

пятеро или шестеро человек насели на масаари-нинцае, и один из них остервенело лупит его по черепу бронзовым молотом, у него (человека?) безумное лицо и выкатившиеся глаза давно мертвого существа…

Стены Города медленно, но все же рушились, и маленькие шетширо-циор поползли к проломам, чтобы закрыть их. Но раствору нужно было еще застыть, пусть это и занимало не слишком много времени. Но немного — это если исчислять мерками мирного существования. Если же мерить войной — то неизмеримо долго.

Камни, облитые горючей смесью, словно крохотные солнца врезались в стены, и разрушений становилось все больше, а строителей — все меньше. И они не успевали…

Многочисленный отряд панцирной пехоты зашел с тыла и уже не встретил сопротивления. Руф видел

/ не мог видеть, но все равно кто-то передавал ему каждую подробность этой страшной сцены, словно он обрел десятки глаз, как и его братья/ ,

как люди руками рвут на части мягкое тельце беззащитного шетширо-циор и из черных выпуклых глазок выкатываются мутные слезы — ведь Строители живучи, и умирают они долго и мучительно. Руф рванулся было на помощь, но его отбросили. Пехота наступала отовсюду, сомкнув высокие щиты и ощетинившись длинными мечами…

На вершине холма, воздев к равнодушному небу мощные секиры и совершенные мечи своих конечностей, возвышался Шигауханам — Великий Аухкан, прозванный в Раморе Мстителем.