JК
Горящий человек :: Уильямс Тэд
Страница: 9 из 64С ним есть священники, которые очистят замок от беспокойных духов - Годрик передал танам то, что сказал ему сам Сулис, - и потому водворение Сулиса в замок принесет нашему народу двойную пользу.
Не знаю, что думали об этом Освеард и другие таны. Но, приняв в расчет суждение Годрика и силу пришельца - а быть может, испытывая тайный стыд по поводу смерти моего отца, - они сочли за благо согласиться. И господину Сулису с молодой женой отдали во владение заброшенный замок со всеми его развалинами и призраками.
Любила ли мать своего второго мужа? Об этом я знаю не больше, чем о чувствах Сулиса, и оба они так давно умерли, что не осталось никого, кроме меня, кто бы знал их обоих. Когда она впервые увидела его на пороге Годриковадома, он, конечно, был на диво хорош. Уже не первой молодости - он, как и мать, успел овдоветь, хотя его жена умерла десять лет назад, тогда как ее утрата была еще свежа, - однако большой человек из величайшего города на свете. Поверх доспехов он носил белоснежную мантию, застегнутую на плече бирюзовой пряжкой в виде его фамильного герба, цапли. Шлем он, входя в дом, взял на сгиб руки, и мать могла заметить, что волос у него осталось мало так, каемка на затылке и над ушами, так что лоб блестел при свете очага. Он был высок, крепкого сложения, с выбритым квадратным подбородком и крупным широким носом. Сильное, тяжелое лицо имело задумчивый вид и носило отпечаток грусти - такое лицо, сказала мне однажды мать, могло быть у самого Бога в Судный день.
Не знаю, что думали об этом Освеард и другие таны. Но, приняв в расчет суждение Годрика и силу пришельца - а быть может, испытывая тайный стыд по поводу смерти моего отца, - они сочли за благо согласиться. И господину Сулису с молодой женой отдали во владение заброшенный замок со всеми его развалинами и призраками.
Любила ли мать своего второго мужа? Об этом я знаю не больше, чем о чувствах Сулиса, и оба они так давно умерли, что не осталось никого, кроме меня, кто бы знал их обоих. Когда она впервые увидела его на пороге Годриковадома, он, конечно, был на диво хорош. Уже не первой молодости - он, как и мать, успел овдоветь, хотя его жена умерла десять лет назад, тогда как ее утрата была еще свежа, - однако большой человек из величайшего города на свете. Поверх доспехов он носил белоснежную мантию, застегнутую на плече бирюзовой пряжкой в виде его фамильного герба, цапли. Шлем он, входя в дом, взял на сгиб руки, и мать могла заметить, что волос у него осталось мало так, каемка на затылке и над ушами, так что лоб блестел при свете очага. Он был высок, крепкого сложения, с выбритым квадратным подбородком и крупным широким носом. Сильное, тяжелое лицо имело задумчивый вид и носило отпечаток грусти - такое лицо, сказала мне однажды мать, могло быть у самого Бога в Судный день.